Реклама:

Счётчики:

История > Народы > Пруссы > Пруссы. Происхождение и образ жизни

Пруссы. Происхождение и образ жизни

Сложение прусского общества и культуры происходило в VI—VIII веках на базе культуры эстиев в условиях окончания «Великого переселения народов», которое оказало значительное воздействие на местный социум. Под «Великим переселением народов» понимаются миграционные процессы, происходившие на территории Европы в IV—VII веках. Переселялись многие народы, но на жизнь древнего населения нашего края наибольшее воздействие оказали готы и славяне.

Готы первоначально жили в Скандинавии, откуда они через Балтийское море переселились в междуречье Одера и Вислы (Польское Поморье), но не задержались здесь и в III веке н. э. двинулись дальше и дошли до Северного Причерноморья, где создали свое государство. Но уже в IV веке под натиском гуннов были вынуждены уйти и с этой территории. Часть из готов осталась на месте (остготы), другая (вестготы) — сначала передвинулась к Дунаю, где они стали союзниками Рима, а затем захватила Италию. Из Италии в VI веке готы были вытеснены Византией и ушли в Испанию.

В готских походах приняли участие многие народы, становившиеся их союзниками (гепидами). Когда в III веке н. э. готы начинают переселение в Северное Причерноморье, вместе с ними в качестве их союзников, вероятно, отправляется часть местного населения. Ныне в науке распространен взгляд, что это была, по крайней мере, какая-то часть племени галиндов, которые вместе с готами продолжили путь по Европе и дошли до Испании, где во времена Реконкисты прославился рыцарский род Галиндов.

После того как готы были изгнаны Византией из Италии, часть их союзников эстиев вернулась домой. Это доказывается тем, что в погребальных памятниках западнее Мазур, где проживали галинды, появляются новые элементы культуры, такие как: оружие и посуда из придунайских земель и Средней Европы, а самое главное — в составе снаряжения лошади появляется седло. До VI века н. э. в Европе седло отсутствовало. Его принесли с собой из глубин Азии авары. Именно контакты с аварами и познакомили местное население с этой новинкой. Вполне возможно, что на территорию между Вислой и Неманом пришли не только новые веяния с юга, но и их носители. Можно предположить, что внезапное исчезновение авар с исторической арены Европы связано с их частичным переселением в этот регион. Тогда легко объяснить, почему Вульфстан зафиксировал такие яркие традиции кочевнического общества в районе, который отстоит от зоны степей по крайней мере на две тысячи километров.

После ухода готов из Поморья на освободившиеся земли начинает продвигаться часть эстийского населения, в частности с Калининградского полуострова, где на время прекращают функционирование могильники. Затем элементы культуры прегольской группы фиксируются в районе современного Эльблонга и далее на запад, в Поморье. Но закрепиться на этой территории выходцам из Эстланда не удалось, так как в VI веке начинается расселение славянских племен. Славяне, которые в это время фиксируются в районе Дуная, потерпели поражение от Византии. Часть из них, которая осталась под властью Византии, в дальнейшем образовала южно-славянскую группу, вторая двинулась на север и вышла на Вислу, начав заселять в том числе и территорию Поморья, где расселились поморяне. Это заселение происходило в жестокой борьбе с уже занявшими эту территорию эстиями. Укрепленные поселения этого периода носят следы пожарищ. В конечном результате эстии проиграли и были вынуждены вернуться на старые места. Вновь начинают функционировать могильники, а по сообщению Вульфстана, Висла становится границей между западными славянами и эстиями.

Третья группа славянских племен, будущие восточные славяне, двинулась на северо-восток и вышла в район Среднего Поднепровья, а в дальнейшем начала расселение на север вплоть до Ладожского озера. И это расселение вызвало целый ряд этнических конфликтов и привело к изменению племенных и этнических границ. Поскольку восточные балтийские племена, заселявшие к этому моменту южную часть лесной зоны Восточной Европы, по уровню своего хозяйственного развития находились на одном уровне со славянскими племенами, то расселение последних привело к конкурентной борьбе. Также как и в Поморье, на территории Восточной Европы в период VI—VII веков фиксируется целый ряд укрепленных поселений, взятых штурмом и носящих следы пожарищ. Наиболее ярким примером является городище Тушемля в Смоленской области. Часть балтов, вероятно, была покорена, а затем и ассимилирована. Другая была вынуждена искать новые территории на северо-западе, что привело к уплотнению племенных группировок, проживавших на территории современной Литвы, Латвии и Белоруссии. Так, например, курши, которые занимали территорию севернее Куршского залива, были буквально прижаты к Балтийскому побережью.

К расселению восточно-славянских племен, пришедших с Дуная, в VII веке добавилось переселение радимичей и вятичей, которые не усидели на Висле и ушли на восток, захватив по дороге часть местного балтийского населения. Об этом свидетельствует появление на реке Протве племени голядь, которое многие исследователи связывают с образом былинного Соловья-разбойника.

Все эти процессы привели к активному взаимодействию между балтами и славянами в области экономики и культуры. Взаимные заимствования VI и последующих веков стали основой теории о том, что в начале II тысячелетия до н. э. в Восточной Прибалтике существовала единая балто-славянская общность, разделившаяся в дальнейшем на балтов и славян. Эти представления, получившие широкое распространение в лингвистике, сложились в связи с доминированием в российской науке 1930 — 1980-х гг. автохтонной теории, согласно которой славяне были коренными жителями Восточной Европы, а не ее колонизаторами.

Во второй половине I тысячелетия н. э. в Европе идет процесс образования христианской цивилизации, основой которой стали молодые феодальные государства. В рамках складывания новой культуры идет создание средневековой географической традиции, в которой народы и территории получают новые названия. Процесс переименования коснулся и территории юго-восточной Прибалтики. В IX веке термин «эстии» сменяется новым этнонимом — «пруссы». Впервые термин «пруссы» появляется в сочинении анонимного баварского географа как название народа, живущего восточное Вислы. В дальнейшем этот термин в форме «брутери», «прецун», «прутены», «брусы», «бороссы» будет фигурировать в европейских и восточных средневековых источниках, обозначая население, проживавшее между реками Висла и Неман.

Пруссия как страна пруссов в X веке начинает фигурировать в документах папской курии. Так, в описи церковных имений римской католической церкви, которые подлежат христианизации, указана земля «Пруссия», за которой расположена «Руссия». Источником таких сведений скорее всего была Польша как ближайший сосед пруссов, в то время уже принявшая католичество, входившая в орбиту влияния папского Рима и стремящаяся подчинить своих соседей-язычников.
На основании письменных источников, прежде всего орденских хроник, договоров и актов, можно говорить о том, что основу прусского общества составляла община. Ее форма, учитывая уровень развития общества и данные по соседним территориям, — земледельческая (соседская, территориальная, протокрестьянская) община. Она состояла из сельского поселения (деревни) или нескольких поселений. По подсчетам В. Т. Пашуто, в прусской общине было 12 дворов или 12 домохозяев. Во главе общины стоял староста или старейшина.

Группа общин составляла волость. Волостным административным центром, вероятно, служило укрепленное поселение (городище), в котором проживал представитель местной знати, управляющий округой, и которое использовалось как укрытие для населения в случае опасности. Возможно, что скандинавский путешественник Вульфстан, говоря о прусских королях, сидящих в городах, имеет в виду именно этих волостных правителей.

Волости объединялись в территориальные единицы — земли. По данным Петра Дусбурга, в начале XIII века в Пруссии существовало 11 таких земель: Скаловия, Надровия, Самбия, Натангия, Вармия, Бартия, Помезания, Погезания, Галимбия, Судовия и Сас-совия (Любовия). Данная точка зрения является ныне общепринятой, хотя существует мнение П. И. Кушнера о том, что эти названия носят искусственный характер и привнесены рыцарями Ордена. Такой вывод он сделал на основании анализа названий земель, например, Надровия происходит от литовского слова «дравис», что означает «борть» и характеризует данную землю как лесной район. Название «Вармия» восходит к «вармус», что означает «красный» и объясняется широким распространением обрывистых берегов из красной глины на Вислинском (Калининградском) заливе. То есть П. И. Кушнер считает, что рыцари Ордена, завоевывая Пруссию, для удобства управления разделили ее территорию на районы, которые были названы по наиболее примечательным особенностям местности. Каждая прусская земля управлялась советом знати, среди которой к середине XIII века выделяются особо могущественные роды (Виды в Вармии, Склодо в Самбии, Монте в Натан-гии и др.). Однако сложения института единовластных наследственных правителей земель у пруссов не произошло. Распространенное в нашей науке мнение В. Т. Пашуто о наличии в середине XIII века конфедерации прусских земель ничем не доказывается. Единственная попытка Генриха Монте объединить военные силы нескольких прусских земель в период второго прусского восстания потерпела неудачу. Военные вожди, которых хронисты Ордена выделяют в составе знати, не успели выдвинуться на первые позиции в прусском обществе, что явилось результатом раздробленности земель к началу завоеваний крестоносцев. Тем не менее, начиная с X века, существует понятие, определяющее политическую структуру территории между Вислой и Неманом как совокупность 11 земель, — Пруссия.

До настоящего времени не ясно, каким было соотношение племенной и земельной структур. Земля Судовия (Ятвягия) соответствует территории племени судавов первой половины I тысячелетия, что объясняется отсталостью этого района Пруссии в социальном развитии, то есть она была своеобразным медвежьим углом. Самбия, Натангия и Вармия расположены на землях бывшего племени эстиев, а ныне пруссов. Что касается Помезании, Погезании, Сассовии и Надровии, то, скорее всего, они представляли собой сложные пограничные образования. Так, например, Надровия являлась буферной зоной между судавами и собственно пруссами. Более точное представление о соотношении политических и этнических границ Пруссии можно будет получить только в будущем в результате улучшения изученности памятников археологии, прежде всего, поселений.

Ведущим направлением хозяйства у пруссов к началу XIII века было земледелие. Это объясняется тем, что на рубеже I—II тысячелетий пруссы, как и их соседи по балтийскому региону, пережили переход к земледелию средневекового облика. Это проявилось в появлении полного набора земледельческих орудий (железный лемех, серп, коса-горбуша и т. д.), нового набора упряжи, распространении двух- и трехполья, появлении в качестве ведущей культуры озимой ржи. Эти новации связаны с культурными процессами, охватившими Балтику в эпоху викингов. Пруссы сеяли овес, ячмень, пшеницу и рожь, выращивали лен, занимались огородничеством, бортничеством, особенно в восточных районах, где существовали огромные лесные массивы, рыбной ловлей, возможно, морской охотой на тюленей. До настоящего времени не ясно соотношение прусского земледелия и скотоводства. Можно утверждать, что пруссы в большом количестве выращивали лошадей, чье мясо шло им в пищу, крупный рогатый скот, свиней. В то же время, по данным археологии, в лесных районах большую роль в обеспечении мясной пищей играла охота, прежде всего, на лосей. Была распространена охота на пушного зверя, особенно черную куницу и бобра.

Одновременно с развитием земледелия и скотоводства на рубеже I—II тысячелетий активно развиваются ремесла: железоделательное, бронзолитейное, керамическое, ткацкое, обработка дерева и кости и др. Однако полного отделения ремесла от земледелия не произошло, так как в прусских землях к началу XIII века еще не выделились торгово-ремесленные центры.

Говоря о быте пруссов, необходимо отметить, что именно на рубеже I—II тысячелетий на территории между Вислой и Неманом широкое распространение получают каркасные постройки, прямоугольные в плане, размерами от 3,5x3 м до 5,6x4,4 м. Каркас ставился на кладки из камней, которые образовывали своеобразную завалинку (основание построек). Стены обивались жердями, которые затем промазывались глиной. Потолок жилища был горизонтальный и также обмазывался глиной. Внутри жилища находился округлый в плане очаг, представляющий собой кольцо или овал из булыжников диаметром до 1 метра. Встречаются и заглубленные в землю постройки такого же типа.

Прусское общество к моменту появления рыцарей Тевтонского ордена можно охарактеризовать как патриархальное, то есть общество, в котором главную роль играли мужчины. Согласно Христбургскому договору 1249 г. и данным Петра Дусбурга, мужчина-прусс пользовался в семье неограниченной властью. Он мог продать в рабство или убить, сам или с помощью других, любого члена семьи. Наследование имущества шло только по мужской линии. Жен покупали, поэтому они находились полностью под властью мужа. Жена не ела с мужем за одним столом и каждый день должна была мыть ему ноги. Встречались случаи, когда отец и сын на общие деньги покупали жену отцу, а после его смерти мачеха становилась женой сына. Естественно, что местные (прусские) женщины стоили дорого, а поэтому дешевле было купить женщин, захваченных в воинских набегах. Вероятно, именно этим объясняется то, что на могильниках Калининградского полуострова встречается много погребений женщин с других территорий, например с Готланда.

На территории Пруссии шел активный процесс дифференциации общества. По данным Вульфстана, которые относятся к концу IX века, в местном обществе можно выделить 3 социальные группы: знать, свободные и рабы. В категорию знати входят богатейшие, благороднейшие и кунинги (традиционный перевод этого термина — «короли», для российской традиции правомерно употреблять термин «князья»). Прусская знать выделяется тем, что пьет кобылье молоко, или кумыс. Второй слой общества — свободные общинники, которых Вульфстан определяет как свободных бедных. Они пьют медовуху, как и третий слой — рабы.

По документам и хроникам XIII века можно говорить о том, что за четыре века прусское общество значительно эволюционировало. Однородное свободное население IX века — общинники — в XIII веке расслаивается на свободных и свободных зависимых, что ассоциируется с социальным развитием Древней Руси XI века (свободные — смерды, свободные зависимые — закупы и рядовичи). Изменения происходят и в слое знати, которая в немецкой традиции получает название «нобилитет». Здесь активно выделяются представители служивой знати — дружинники.
В ранних письменных источниках (до середины XIV века) верованиям пруссов уделяется сравнительно мало внимания. Согласно Петру Дусбургу, пруссы «всю природу почитали вместо Бога, а именно солнце, луну и звезды, гром, птиц, также четвероногих, вплоть до жабы. Были у них также священные леса, поля и реки, так что они не смели в них рубить деревья, или пахать, или ловить рыбу». Местами отправления культа являлись священные рощи. Сильно развиты были представления о загробной жизни, связанные с погребальным культом. Мертвых сжигали в специальных святилищах, при этом не должно было остаться ни одной несожженной кости. «Случалось, что с умершими нобилями сжигались оружие, кони, слуги и служанки, одежда, охотничьи собаки и ловчие птицы и прочее, относящееся к военному делу. С незнатными сжигалось то, что относилось к их занятию».

Самое яркое описание похорон умершего прусса-эста представлено в рассказе Вульфстана. «Есть у эстов обычай, что когда человек умирает, он лежит в (своем) доме, несожженный, со своими родственниками и друзьями месяц, а иногда и два. А король и другие люди высшего сословия — еще дольше, в зависимости от того, насколько они богаты; иногда они остаются несожженными в течение полугода. И лежат на земле в своих домах. И все то время, пока тело находится в доме, они должны пить и участвовать в состязаниях до того дня, когда его сожгут. Затем в тот день, когда они понесут его на костер, они делят его имущество, которое осталось после возлияний и состязаний, на пять или шесть, а иногда и больше (частей), в зависимости от количества его имущества. Затем они кладут самую большую часть его на расстоянии одной мили от города, затем другую, затем третью, пока оно все не будет разложено в пределах одной мили; а последняя часть должна лежать ближе всего к городу, где находится покойник. Затем на расстоянии примерно пяти или шести миль от имущества должны быть собраны все люди, которым принадлежат самые быстрые кони в этой земле. Затем все они устремляются к имуществу; тогда человеку, владеющему самым быстрым конем, достается самая первая и самая большая часть; и так одному за другим, пока не возьмут это все; и меньшую часть берет тот, кому достается имущество, (лежащее) ближе всего к городу. И тогда каждый едет своей дорогой с имуществом и может всем им владеть; и потому самые быстрые кони там невероятно дороги. И когда его имущество таким образом разделено, его выносят и сжигают с его оружием и одеждой. И чаще всего все его состояние они растрачивают за то долгое время, пока покойник лежит в доме, и тем, что они кладут на дороге, за чем устремляются чужаки и забирают».

Описание обряда вызывает недоумение у многих исследователей, которые считают, что Вульфстан смешал несколько разных обычаев. Наибольшие сомнения вызывает беспорядочная трата движимого имущества умершего.

На наш взгляд, Вульфстан ничего не напутал. Можно предложить как минимум два объяснения данного сюжета. В период господства отцовского рода, когда власть мужчин становится неограниченной, они стараются закрепить порядок наследования имущества только за своими прямыми наследниками, в первую очередь сыновьями. Известно, что иногда мужчина требовал уничтожения всего своего движимого имущества, которое сжигалось на погребальном костре или раздаривалось в случае отсутствия наследника. У племен юго-восточной Прибалтики единственным наследником признавался родной сын. Поэтому возможно, что в данном случае Вульфстан был свидетелем или с чьих-то слов описал обряд, связанный со смертью представителя знати, не оставившего наследника.

Второе объяснение можно предложить, исходя из процесса дифференциации варварского общества. Появление военных вождей и их ближайшего окружения, дружинников, — явление общее для всех территорий. Возможно, что похороны такого вождя и описаны у Вульфстана. А поскольку вождь получил имущество в результате деятельности организации, которую он возглавлял, любой из ее членов мог, скорее всего, претендовать на какую-то часть этого имущества.

Загробный мир представлялся пруссам зеркальным отражением живого, в него попадали с тем погребальным инвентарем и сопроводительными жертвами, которые попадали в погребальный костер. Отправлением погребального культа ведали специальные жрецы — тулисоны и лигашоны, которые якобы наблюдали невидимую простому смертному картину перехода в загробный мир. «Которые как бы родовые жрецы и потому считают себя вправе присутствовать на похоронах умерших и заслуживают адских мучений за то, что зло называют добром и восхваляют мертвых за их воровство и грабежи, за грязь их жизни и хищения и остальные пороки и прегрешения, которые они совершили, пока были живы; и вот, подняв к небу глаза, они восклицают, ложно утверждая, что они видят предлежащего мертвеца, летящего среди неба на коне, украшенного блистающим оружием, несущего в руке сокола, с большой свитой направляющегося в другой мир». Большое значение пруссы придавали почитанию духов умерших. В день поминовения, осенью, на могилах оставляли шкуры лошадей, чтобы дух умершего мог добраться до родного дома, где возле порога их ожидали еда и питье. Главную роль среди жрецов играл Криве, святилище которого находилось в Ромове, где находился священный дуб, возле которого горел неугасимый огонь, и власть которого распространялась и на литовские и ливонские земли.

В письменных источниках XVI—XVII веков появляется более подробная информация о прусском божественном пантеоне. Первое место в списке прусских богов занимал Окопирмс — бог неба и земли, вседержитель. За ним идут бог света Звайгстикс и бог моря Аутримпс. Следующий уровень занимают три бога, которые особо почитались и которых Симон Грунау помещает на прусском знамени — Перкунас, Патолс и Потримпс. Перкунас — бог грома, молнии, дождя, гневный мужчина средних лет с вьющейся черной бородой, увенчанный пламенем. Символизирует высший подъем производящих сил, мужество, успех, небо, гром, небесный огонь (молнию). Патолс — мертвенно бледный старец с большой седой бородой, покрытый белым платком, бог подземного мира и смерти. Его атрибутами были мертвые головы человека, лошади и коровы. Потримпс — безбородый юноша в венке из колосьев, бог рек, источников и плодородия.

Триада богов, описываемая как по горизонтали (слева — Потримпс, в центре — Перкунас как главный бог, справа — Патолс), так и по вертикали, соотносится с пространственной моделью мира (небо — земля — преисподняя) и со структурой времени, так как разные члены триады воплощают различные моменты жизненного цикла (юность, зрелость, старость). Вечно зеленый дуб в святилище Рамове был разделен на три части, в каждой из которых устроено оконце с кумирами Перкунаса, Патолса и Потримпса. Перед кумиром Перкунаса постоянно горел огонь. С отправлением культа каждого из богов был, вероятно, связан определенный класс жрецов.

Нижний уровень пантеона занимали духи и демоны. Наиболее известным из них является Курке, демон плодородия, изображение которого пруссы изготовляли раз в год при сборе урожая и поклонялись ему.

Данные источников XIV—XVII веков позволяют предполагать близость духовной культуры народов балтийского ареала, а также говорить о быстрой трансформации культа, возможно, под воздействием христианства, привнесенного в эту среду рыцарями Тевтонского ордена.

Остановимся на проблеме прочтения термина «пруссы». Длительное время были широко распространены расшифровки этого термина, которые сложились еще в немецкой науке. Первая: пруссы — люди, живущие по Руссу (так до 1945 г. называлось нижнее течение Немана, от этой традиции сохранилось название одного из рукавов Немана — Русны).

Вторая: пруссы — люди, живущие перед руссами. Данная точка зрения широко подтверждена средневековыми источниками, где различные значения Руссии и Пруссии постоянно употребляются в связке: Россия — Бороссия, Рутения — Прутения, Русь — Прусь и др. Третья: термин «прусс» восходит к санскритскому puru-sa-h, что означает «человек, мужчина».

Сравнительно недавно, в 1973 г., польский ученый Е. Окулич предложил новое прочтение этого термина. Его точка зрения базируется на том, что значение этнонима следует искать в языках близких соседей, то есть в староготском и старославянском. Как оказалось, в староготском языке термин «прусс» означает конь, мерин, а в старославянском — конь, кобыла. Поэтому, по мнению Е. Окулича, термин «прусс» следует расшифровывать как владелец лошадей, а его происхождение относить к соседям пруссов.

Принимая первую часть изысканий Е. Окулича о староготском и старославянском значениях термина «пруссы», автор данного раздела предлагает свое прочтение этого термина. Термин «пруссы» употреблялся и употребляется в трех разных значениях — этническом, политическом и социальном. В этническом плане пруссы IX—XIII веков — это население Самбии, Натангии и Вармии, то есть бывшие эстии. В политическом значении пруссы — это жители страны Пруссии. Это термин искусственный, производный от термина «пруссы», он того же порядка, что и, например, Ливония первой четверти XIII века. Любой житель Пруссии — прусс, но одновременно самб, натанг, вармиец и т. д. Третий пласт значения термина «пруссы» лежит в области социальных отношений. По данным письменных источников, ближе всего с лошадьми связаны представители знати. Они имеют самых быстрых лошадей в стране, пьют кобылье молоко (кумыс), их хоронят вместе с лошадью. В древности каждый напиток имел свое ритуальное значение, поэтому если люди пили молоко кобылиц, то они становились связанными с ними. Если принять семантику термина «прусс» по Е. Окуличу, то получается, что выпивший молоко кобылы сам становится конем (пруссом), а поскольку это относится только к мужчинам, то можно даже употреблять термин жеребцы. Иначе говоря, термин следует понимать дословно: пруссы — люди-лошади. Подтверждением нашей расшифровки является тот факт, что одним из родоначальников рода Романовых был Андрей Кобыла, имя которого без перевода на старославянский на самом деле Андрей Прусс, что подтверждается данными летописи о его приходе из Литвы.

Поскольку социальная структура, в которой всадники занимают привилегированное положение, существует на протяжении IX—XIII веков почти не меняясь, значит, эта структура должна была сложиться как минимум в VII—VIII веках. Иначе говоря, «прусс» в значении «всадник, конник» — это социальный термин, маскирующий новый, предфеодальный, военно-дружинный слой. Это понятие надплеменное, оно охватывает и собственно пруссов в этническом понимании этого термина, и социальную верхушку галиндов, судавов, куршей и др., то есть тот конгломерат земель, который мы называем Древней Пруссией. Термин «пруссы» в его социальном значении того же порядка, что и древнерусские термины «русь» и «русин».

Традиционно и в российской, и в германской науке считается, что пруссы были ассимилированы и растворились в немецкой и литовской среде. На наш взгляд, исчезновение пруссов — это политический аспект культурной политики герцога Альбрехта и его преемников. Исчез не народ, не этнос, исчезло, а точнее, изменилось его название.

Как было указано выше, термин «Пруссия» появился в X веке как производный от термина «пруссы», то есть от названия народа появилось название страны. Когда в начале XVI века появляется новое государство — герцогство Пруссия, естественно, что его граждане должны были называться пруссами, вне зависимости от их конкретной этнической принадлежности (немцы, пруссы, поляки, литовцы и другие). Одновременно появляется сложность в употреблении термина «пруссы», поскольку необходимо разделить понятия «старые пруссы» — жители доорденского времени и «новые пруссы». Данное противоречие разрешил хронист Симон Грунау, который в своем труде «Прусская хроника» ввел новый термин «Прусская», или «Малая Литва», охватывавший и собственно литовцев, переселившихся на территорию Пруссии, и остатки местного древнепрусского населения. Их культурная близость позднее породила возникновение смешанного культурного массива, тяготевшего к Литве как к главному очагу балтийской культуры. То есть пруссы не исчезли в XVII веке, они стали прусскими литовцами. Именно исходя из вышеуказанного понимания этнических процессов, происходивших на территории Пруссии в XVI—XVII веках, можно объяснить версию А. Бишинга о том, что пруссы — это потомки местного населения и немецких колонистов. В последнем значении термин «пруссы», обозначающий население Восточной Пруссии, доживает до середины XX века. Многие известные политические и культурные деятели Восточной Пруссии, особенно в XIX веке, с гордостью называли себя пруссами.


Источники: Очерки истории Восточной Пруссии; Калининград: ФГУИПП "Янтарный сказ", 2002